Проклятье музыканта - Страница 2

– Персидский орех, – сказал он. Заказчик перекатился с пяток на носки, выказывая нетерпение. Ему, похоже, не столь было важно, чтобы мастер изготовил для него гитару, сколько то, чтобы сделали ее из этого материала. Он хотел было что-то заметить, но Пабло шевельнул кустистыми седыми бровями, призывая человека не мешать. Поспешности в выборе материала быть не должно, от этого зависит, как зазвучит потом инструмент.

– Беру, – вынес он в итоге вердикт, мысленно подбирая к этим дощечкам материал из своих запасов, из которого изготовит уже гриф, накладку.

– И еще вот это, – незнакомец вытащил из кармана широкое деревянное кольцо, похожее на браслет, и протянул его мастеру: – Тоже возьмите.

– Но… – Пабло неуверенно взял браслет, повертел его и вопросительно глянул на странного заказчика: – Что мне с этим делать?

– Что хотите, – вполне серьезно ответил тот. – Но это должно быть так или иначе включено в инструмент. Сколько возьмете за работу?

Клиент вытащил из складок плаща кожаный мешочек. Пабло задумался, а затем уверенно назвал цену.

– Здесь в два раза больше. И вы получите еще, если инструмент окажется именно таким, какой я хочу. Вернусь ровно через четыре месяца.

Посчитав разговор оконченным, мужчина, не прощаясь, удалился.

Пабло вышел из мастерской, чтобы проводить взглядом незнакомца. Тот сразу направился в сторону дороги, ведущей из поселка. Шел твердо, впечатывая шаг в пыль, так, что та, поднимаясь облачками, оседала затем налетом не только на обуви, но и на подоле одежды. Полы плаща от ходьбы раздувались, словно крылья огромной птицы. И Пабло подумал, что незнакомец со спины еще больше похож на ворона.

Он вернулся в мастерскую, задернул штору и, забыв о желании пропустить кружку пива, вернулся к разложенным на столе дощечкам.

* * *

Пабло уже полчаса сидел на рассохшемся табурете, рассматривая издали свою работу и не зная, как отнестись к ней. Он изготавливал инструмент почти четыре месяца и закончил на неделю раньше оговоренного срока. Гитара вышла хороша. Но… что-то его в этом инструменте настораживало, что-то отталкивало, а что-то, наоборот, затягивало в омут магии. Весь этот период Пабло трудился с окрыляющим его вдохновением. Но еще никогда не уставал так от работы, как в этот раз, словно гитара вытягивала из него все силы. Да и не все в процессе ее изготовления шло гладко. Он вкладывал в дело душу, но норовистый инструмент будто уже имел свою. Иногда их души сливались в унисон, и тогда работа шла легко, словно лилась музыка из-под пальцев профессионала. А иногда гитара, как своенравная женщина, показывала характер, и дерево вдруг начинало «капризничать» в опытных руках мастера. Не Пабло выбирал для нее материал, а будто она сама. «Отказалась» от красного дерева – эту заготовку Пабло запорол, чего с ним не случалось давно, первой. Затем подобная история приключилась и с заготовками из ясеня и клена. Будущая гитара отвергала предлагаемые материалы, словно красотка, тщательно выбирающая наряд к главному празднику, – непонравившиеся платья. И напрасно Пабло думал, что случилось это от усталости (он пробовал брать перерыв в работе) и потому, что с возрастом его руки перестали быть ловкими, а глаза утратили зоркость. Стоило ему взять ольховую дощечку, как та отозвалась теплом в его ладонях. Интересное дело, гитара будто затребовала союза «женского» дерева и «мужского». Пабло мудро рассудил, что стоит прислушиваться к тем невидимым и неслышимым посылам, которые отправлял ему будущий инструмент, и работа потекла так легко, как никогда.

Если бы эта гитара была женщиной, без сомнений, оказалась бы изумительной красавицей, разбивающей мужские сердца одним взглядом. Последней деталью, завершающей работу, стал орнамент, который Пабло нанес не только вокруг резонаторного отверстия, но и по нижнему краю верхней деки. Превратил принесенный заказчиком браслет в тонкую стружку и из нее сотворил тончайший узор. Ювелирная работа. Словно подарил дорогое украшение любимой женщине.

А сегодня был тот день, когда за своим заказом должен прийти клиент. И Пабло, ожидая его, нервничал, будто отец, отдающий единственную дочь в руки мужчины, от которого он чувствовал исходящую опасность. Тревога мучила с утра так, что бедный старик ничего не мог делать.

День уже перешагнул полуденную отметку, а заказчика все не было. И Пабло начал испытывать надежду, что тот не придет. С инструментом ему не хотелось расставаться до такой степени, что он даже подумал вернуть деньги и заплатить сверху за использованный материал. Пабло встал с табурета и подошел к столу, на котором лежала гитара. Взяв ее в руки, он ощутил исходящее от лакированного дерева тепло, со священным трепетом коснулся струн, перебрал их так ласково, как волосы любимой женщины. Инструмент отозвался нежным чистым звуком. Старик прикрыл глаза и сыграл импровизированную мелодию.

Каким же сентиментальным он стал: воспоминания о жене и двух дочерях, умерших во время эпидемии тифа еще пятнадцать лет назад, давно не вызывали такую рвущую сердце боль, не проливались слезами. То ли музыка, извлекаемая из инструмента, проникла в его душу, пробив наращиваемый годами кокон, в котором он, словно в гробу, старался похоронить свою боль. То ли действительно к старости стал сентиментален. То ли просто грустил в ожидании разлуки с полюбившимся инструментом.

Пабло смахнул слезы и вновь прошелся пальцами по струнам. Прикрыв глаза, он заиграл уже другую мелодию – темпераментную. Его пальцы, утратившие гибкость музыканта, привыкшие к грубым столярным инструментам, то и дело спотыкались, не поспевая за нужным ритмом, но все же он вложил в игру весь свой неожиданно проснувшийся юношеский задор. А когда закончил исполнение и открыл глаза, увидел стоящую в дверях посетительницу. Прекрасную в своей молодости, яркую, словно пламя. Солнечный свет облекал ее силуэт в сияние так, словно обрамлял в золотую рамку. И он же образовывал над головой девушки нимб.