Проклятье музыканта - Страница 37

– Кушай, кушай, милый, – приговаривала в тот вечер, как обычно, кухарка Сарита, сидя напротив него.

Он с аппетитом наворачивал похлебку из бобов и окорока и закусывал все толсто нарезанным хлебом.

– Душу ты из меня каждый раз вынимаешь своей игрой, – то ли пожаловалась, то ли похвалила Сарита. По легкому шороху Франсиско понял, что она краем фартука вытирает глаза.

– Не плачь, Сарита, – улыбнулся он. Она промолчала. – А твои блюда для меня каждый раз – праздник, – с чувством похвалил он.

– Ай, ну тебя, – кокетливо ответила женщина.

Франсиско протянул руку, чтобы прикосновением к ее ладони поблагодарить за вкусный ужин, и наткнулся пальцами на тряпичную повязку.

– Что с тобой, Сарита?

– Да вот, обожглась сегодня паром. Слетела крышка с кастрюли… – пожаловалась кухарка. Но когда Франсиско сочувственно заохал, засмеялась: – Не такая уж это сильная боль, несравнима с сердечной…

Боль. Его вдруг будто молнией поразило. Боль! Словно озарение нашло: это же имя девушки из его грез! Боль. Долорес.

– С тобой все хорошо, Франсиско? – обеспокоилась Сарита, – ее голос донесся до него словно издалека.

– Да. Устал сегодня сильно. Пойду прилягу.

– Пойди, пойди! Уже поздний час.

– Спасибо за ужин, Сарита. Как всегда, божественно.

Он никогда этого не делала, но сегодня, прежде чем уйти, обнял женщину и прижал к себе так крепко, будто знал, что это в последний раз.

– Береги себя, Сарита.

Он ушел и не знал, что Сара стоит и смотрит ему вслед, а по ее щекам катятся слезы. Не знал он, что затронул душу кухарки настолько, что ради него она готова была руку в огонь положить. Или…

На следующий день он не вышел из своей каморки. И когда не появился к вечеру, встревоженные Хоакин с Сарой вошли к нему в комнату.

Франсиско лежал на своем ложе со счастливой улыбкой, устремив невидящий взгляд в потолок.

Закончив чтение, я подняла голову и перевела взгляд на пейзаж за окном. Поезд уже проехал ближайшие к Барселоне станции с их промышленными зонами, обветшавшими заброшенными фабричными зданиями и в беспорядке натыканными за ними серыми квартирными блоками. Я не любила рассматривать пригороды именно из-за фабрик, которые вызывали у меня неприятные воспоминания, и обычно, проезжая эту зону, читала. Но дальше пейзаж менялся резко, словно по мановению волшебной палочки, превращаясь в открыточный: с полосами песчаных пляжей, со сливающимся на линии горизонта с небом морем, с пальмами, с перевернутыми рыбацкими лодками, похожими на вытянутые ореховые скорлупки.

Глядя на разбивающиеся о пирсы волны, я думала над странным окончанием этого рассказа. Он будто оборвался на полуслове, оставив больше вопросов, чем дав ответов. Что случилось с тем музыкантом? Умер ли он сам, допустим, от сердечного приступа, или кто-то убил его, из-за, скажем, конкурентной войны между двумя хозяевами таверен? Вопросы, вопросы. И что это за странное «или» во фразе, говорящей о чувствах кухарки? На что она готова была пойти ради слепого музыканта? Это «или» резало взгляд, кололо, будто иголками, незаконченностью и неразгаданными намеками.

И эта история, случившаяся со мной этим утром… Случайно ли в чехле оказался чек с адресом? Я перебрала вырванные из атласа страницы и увидела, что это были карты двух городов: Сеговии и Ла Коруньи. На каждом листе некто крестиком отметил по адресу. С какой целью? Обозначил места, где закопал по сундуку с золотыми монетами? А если без шуток?.. Я аккуратно свернула все листы в трубочку, перевязала ее снятой с волос резинкой. Случайность или нет – очередная, – но в этих городах, карты которых я держала в руках, у Рауля намечались концерты.

VI

Едва я вошла в квартиру, как поняла, что что-то не так: Булка не вышел меня встречать. Кот всегда, если оставался дома один, выбегал в коридор с нетерпеливым мяуканьем, едва слышал звук поворачиваемого в замке ключа. Он не выходил встречать меня лишь в том случае, если дома уже был Рауль – его «главный» хозяин. Возможно, кот оказался где-нибудь заперт: в кабинете или спальне, но в таком случае он бы уже возмущенно вопил, прося его выпустить.

– Булка? Булка, ты где?

Не снимая туфель, я прошла в гостиную и резко остановилась, увидев на светлом полу сухие комья земли, цепочкой тянущиеся от выхода на террасу к коридору, ведущему к комнатам. Медленно присев, я оглядела эти следы, затем перевела взгляд на стеклянные двери и увидела, что одна из штор слегка колышется, будто от сквозняка. Наполняясь нехорошими предчувствиями, я отдернула ее и увидела, что одна из дверей неплотно прикрыта. Мы с Раулем растяпы: мало того что оставили незапертыми металлические ставни, так еще и дверь не закрыли! С улицы можно попасть в палисадник, а из него – на террасу и в квартиру. Не такой уж сложный путь, особенно если хозяева еще и дверь оставят незапертой. Выругавшись себе под нос, я бросилась на поиски кота, напуганная в первую очередь не тем, что нас, возможно, обокрали, а тем, что что-то случилось с животиной.

– Булка! Булка?!

К своей радости, я услышала приглушенное мяуканье, доносившееся откуда-то из кухни. Я бросилась на звук и торопливо открыла дверь, ведущую с кухни во внутренний дворик, где мы хранили различные хозяйственные вещи и сушили белье. Кот вылетел мне навстречу с возмущенным мяуканьем. Мы с Раулем растяпы вдвойне! Мало того что оставили дверь на террасу приоткрытой, так еще и заперли животину в подсобке. Я схватила Булку в объятия и прижала к себе. Он даже не пытался вырваться. Так, с котом на руках, я и бросилась проверять, не пропало ли что из квартиры. Но на первый взгляд все оказалось на местах: компьютеры, музыкальная техника, небольшой резерв денег, который мы держали не на счету, а дома, на всякий случай, несколько ювелирных украшений, документы. Все на месте, ничего не взяли. Это открытие, с одной стороны, успокоило меня, а с другой – встревожило. Можно, конечно, предположить, что в квартиру влезли с целью наживы, но что-то спугнуло воришек. Или успокоить себя тем, что никто к нам не проникал и это Рауль перед самым выходом, в то время когда я не видела, зачем-то спустился в садик и потом наследил. Но, бросив взгляд на полку в гостиной, я обнаружила, что рамка, в которой стояла фотография, пуста. На полу под журнальным столиком валялся снимок, а вернее то, что от него осталось: некто разорвал его пополам, бросив часть с Раулем. А вторая половинка фотографии, где была я, куда-то пропала, и как я ее ни искала, так и не смогла найти. Абсурдно предполагать, что некто забрался к нам только ради того, чтобы похитить половинку снимка. Ну ладно бы, понадобилась фотография Рауля какой-нибудь отчаянной фанатке. Но моя?