Сбоку от лифта находилась узкая лестница с высокими сбитыми ступенями, отгороженная чугунными некрашеными перилами. Она завивалась крутой спиралью. Подниматься нужно было на самый верх, поэтому я вошла в кабину.
Лифт застонал, как страдающий от ревматических болей старик, и со скрипом и лязганьем медленно двинулся. В узкое окошечко виднелись проплывающие мимо этажи. Подъем, казалось, будет длиться вечность, но вот наконец-то лифт издал хриплый звук, кабина содрогнулась и встала. Я открыла двери, вышла и огляделась. Подняться следовало еще на этаж, но уже пешком. На нужной мне площадке оказалась лишь одна дверь. Электрического звонка не было, вместо него прямо была прикреплена медная пластинка с молотком в виде кулака. Вздохнув, как перед прыжком в воду, я постучала. Звук разнесся по всей площадке, затерялся в поворотах лестницы. Я подождала немного, но мне никто не открыл. Тогда я еще раз постучала, на этот раз сильнее. И вдруг дверь сама, с тихим скрипом, приоткрылась, будто приглашая меня войти. Я переступила порог и тихонько позвала:
– Эй?
Открытые двери не сулят ничего хорошего. Однако я уже несмело топталась в узком полутемном коридоре.
– У вас дверь открыта!
В ответ не раздалось ни звука. Может, хозяин ненадолго вышел в булочную или аптеку, которые находились в этом же доме? Тогда лучше подождать на площадке. Я уже было развернулась, но меня остановила мысль проверить, не стало ли хозяину плохо. Пожилой человек – мало ли. И только я так подумала, как входная дверь за моей спиной вдруг с грохотом захлопнулась. Я испуганно зашарила ладонью по стене в поисках выключателя и уже при свете дернула дверь на себя, но она не поддалась. Вот попала… Мысленно уговаривая себя не поддаваться панике, все же решила заглянуть в комнаты в поисках хозяина, а дальше уже действовать по обстоятельствам. С собой у меня был мобильный телефон, я нащупала его в кармане и сжала, будто талисман. И все же было в этой квартире еще кое-что, что вызывало у меня тревогу: запах. Это был запах нежилого помещения – застоявшегося воздуха, пыли… Но, словно желая меня успокоить, из глубины квартиры вдруг раздался бой часов: полдень. Если часы идут, значит, кто-то здесь живет. И я отправилась на звук.
Коридор был узким и таким длинным, что его конец, несмотря на то что его освещала тусклая лампочка, терялся в темноте. Не без дрожи мне подумалось, что ведет он в никуда. В безвременную бесконечность. От выщербленного каменного пола и от голых, выкрашенных в грязно-желтый цвет стен тянуло мертвенным холодом, я поежилась и застегнула «молнию» куртки до самого верха. Кое-где на стенах виднелись потемневшие округлые пятна, будто от декоративных тарелок и фотографий в овальных рамках. И эти пятна вновь натолкнули меня на мысль, что помещение нежилое. И все же я продолжала идти вперед. Коридор заканчивался маленькой кухней, а по правую руку находилась единственная дверь. Я открыла ее и оказалась в темном из-за опущенных плотных жалюзи на окнах помещении.
– Здесь есть кто?
Ответом мне было громкое тиканье часов. Я нажала клавишу выключателя. Свет озарил небольшую квадратную комнату со старой мебелью. Два массивных кресла с высокими спинками стояли в центре, занимая почти все пространство комнаты. Напротив находился сервант с растрескавшимся лаковым покрытием. В нише стоял телевизор старой модели с белесым слоем пыли на верхней панели. В углу за креслами я увидела высокие напольные часы с маятником. Время на них совпадало с тем, которое показывал мой мобильный телефон: пять минут первого. И это меня немного приободрило: значит, помещение все же жилое, хоть таковым и не кажется. Мне представилось, как в этой комнате семейная пара стариков смотрит вечерние новости. Или просто занимается любимым делом: она вяжет, щуря подслеповатые глаза, он пролистывает газету. Их разговоры одни и те же изо дня в день: она жалуется на то, что молоко поднялось в цене, вздыхает, вспоминая, что дети давно не навещали их, сердится на громкоголосую соседку, которая опять слишком сильно скандалит с мужем. Он более молчалив, чем она. Перелистывая с тихим шуршанием страницы газеты, поддерживает разговор междометиями и вдруг, прочитав интересную новость, восклицает и зачитывает ее вслух своей супруге. А может быть, у них обоих – болезнь Альцгеймера, навещает их ежедневно специально нанятая девушка, которая убирает квартиру, готовит обед, покупает в аптеке лекарства и строго по часам дает старикам положенную порцию таблеток. Не знаю, почему у меня так разыгралось воображение при виде этих двух рядом стоящих кресел. Я будто наяву увидела эту пару стариков: ее аккуратно причесанную седую голову и его лысую макушку с пигментными пятнами, они выглядывали из-за спинок кресел, на которые были постелены трогательные, вывязанные крючком, утратившие белизну салфетки. И «услышала» шелестящие, как осенние листья, голоса. Поддаваясь наваждению, я подняла деревянные жалюзи. Окно выходило в узкий темный двор-колодец, в котором соседи вывешивали выстиранное белье. Непривлекательный вид.
Только сейчас я заметила другую дверь, напротив окна, и тихонько ее приоткрыла. За ней оказалась даже не спальня, а маленькая, похожая на кладовку, комнатушка, заваленная каким-то хламом – связками пожелтевших газет, раскрытыми пластиковыми мешками с выглядывающими из них подушками и одеялами, сваленной в кучу старой верхней одеждой с торчащими из горловин крючками вешалок. Будто некто разбирал вещи и упаковывал их на выброс. Пока я оглядывала помещение, из большой комнаты вновь раздался громкий бой часов.