Проклятье музыканта - Страница 35

Двенадцать.

Как так может быть? Эти же часы совсем недавно пробили столько же!.. Я вернулась в комнату с креслами и подошла к бьющим часам, стрелки которых сошлись в одну на цифре «12». Испорченные. Я вытащила из кармана телефон, чтобы узнать, который час на самом деле, и увидела, что он полностью разрядился. Странно, заряжала его всего лишь вчера! Нужно уходить отсюда как можно скорей. Я потянула за шнурок, пытаясь опустить жалюзи, как было до моего прихода, но что-то заело в старом механизме. В отчаянии дернув за шнурок сильнее, я потревожила широкий карниз, к которому крепились жалюзи, и на пол свалился какой-то сверток. Измятые, исписанные крупным почерком листы разлетелись по всей комнате. Вот незадача… Я опустилась на колени и принялась торопливо собирать их. Разглаживая один из мятых листов, я не удержалась и заглянула в него. И по мере того как продвигалась к последней строчке листа, интерес сменялся удивлением: некто записал мой недавний сон, в котором я видела слепого музыканта.

Читая, я совершенно забыла, что собиралась покинуть квартиру, и опомнилась лишь тогда, когда за моей спиной заскрипела, приоткрываясь, дверь и следом за этим раздались шаги. Я стремительно оглянулась и напугалась еще больше, увидев, что за моей спиной никого нет. Но шаги – тихие, медленные, шаркающие, словно шел старый человек, продолжала слышать. И когда со спинки одного из кресел слетела салфетка, будто кто-то случайно ее задел, я сорвалась с места и рванула к выходу. Преодолев в темноте коридор-траншею, на этот раз уже не показавшийся мне таким длинным, я что было сил рванула на себя дверь и – удивительно! – на этот раз смогла ее открыть. Видимо, замок просто заедал.

Уже спускаясь по лестнице, я обнаружила, что продолжаю сжимать в левой руке пачку листов. И что мне с ними теперь делать? Не возвращаться же в квартиру? Я решила просто опустить их в почтовый ящик.

На следующей площадке навстречу мне из лифта вышла пожилая сеньора. Я посторонилась, чтобы дать ей пройти, но, как назло, дама оказалась из тех, мимо которых муха не пролетит.

– А вы к кому ходили? – подозрительно спросила сеньора протокольным тоном. «А вам какое дело?» – огрызнулась я про себя, но вслух с самой вежливой улыбкой ответила правду:

– К сеньору Хуану Сегура Кампосу.

– К Хуану? – удивленно подняла брови пожилая женщина. – Так он же умер!

– Как? – выдохнула я. – Когда?

– Да уж недели две назад. Если не три. А вы из газовой компании?

– Да, – сорвалось у меня с языка.

– Плохо же работаете, если до сих пор не внесли эти изменения! – поджала тонкие губы сеньора.

– Спасибо, мы исправим, – пробормотала я и торопливо шагнула в лифт. Пока кабина со скрипом и стонами опускалась на нижний этаж, думала о том, что эта история мне категорически не нравится, и чувство самосохранения подсказывало, что лучше больше ни во что не вмешиваться. Оставить все как есть. Но я так и не опустила найденные в квартире листы в почтовый ящик.

Попытка вновь включить телефон уже на улице также не увенчалась успехом: едва зажегшись, экран тут же погас. Печально, мне ведь хотелось дозвониться до Лауры и пообедать с ней вместе. Что ж, в следующий раз. Какое странное и неприятное место та квартира: время там будто замерло на одной отметке, а мобильные телефоны разряжались.

Вагон поезда оказался полупустым. Я заняла свободное купе рядом с дверью в следующий вагон и принялась рассматривать находку. Бумага, на которой синей ручкой были сделаны записи, оказалась не лучшего качества – серого оттенка, шероховатой, плотной. Возможно, листы долгое время пролежали на солнце, потому что на одном из них было широкое светлое пятно и запись в этом месте почти выцвела. Но сказать, насколько эти бумаги были старыми, я не могла. Специалист не только установил бы время, но и дал бы по почерку характеристику автору. Я же лишь строила предположения, разглядывая чуть взлетающие вверх строки, на которых крупные, старательно выведенные, словно рукой прилежной ученицы, буквы казались написанными под трафарет – такой идеально одинаковой высоты они были. Мне бы хотелось знать, кто сделал записи – мужчина или женщина, и какого возраста, но я слышала, что и графологи не определяют по почерку пол и возраст писавшего. Я вздохнула и, перебрав бумаги, обнаружила, что часть из них – вырванные из атласа страницы. Отложив их, я вернулась к записям, которые оказались продолжением истории про слепого музыканта. «Молино Бланко, 1904» – было указано в заголовке. Мне вспомнилось, что мастер Пабло Молина последние годы жизни прожил в пуэбло с таким же названием. Тот же ли это населенный пункт или другой? Поселки с одноименными названиями в Испании не редкость.

Молино Бланко, 1904

Встретив ее, Франсиско задумался, не прекратить ли ему странствия и не остаться ли в этом южном пуэбло, где о каждом новом человеке становилось известно уже в первый час. Его путь утратил главную цель: он нашел ту, которую искал добрую часть своей жизни. А может, это желание – бросить якорь в тихой гавани – было просто «стариковским». Хоть ему исполнилось лишь тридцать пять, но чувствовал Франсиско себя сильно пожилым человеком. Ощущение, что бродит он по свету гораздо больше лет, чем ему было на самом деле, в последнее время так прочно поселилось в душе, что он в это поверил. А может, все дело было в естественном желании когда-нибудь закончить долгий путь, каким бы интересным он ни был, прийти наконец-то в определенное место и передохнуть? Так почему не здесь?

Почувствовав усталость, Франсиско остановился, сошел с высушенной солнцем до каменистой тверди земляной дороги и пошарил перед собой тростью. Похоже, в этот день все складывалось самым удобным для него образом, потому что наконечник уперся во что-то твердое. Слепой наклонился и ладонью нащупал шероховатость коры поваленного дерева. Присев, он с наслаждением вытянул ноги, сделал глоток воды из глиняной бутыли, привязанной к поясу, и взял в руки гитару. С волнением и робостью тронул струны, словно касаясь их в первый раз.